Запах

А-а-а,
Зимы не будет…

С чего начинается зима? С первого снега? С первой метели, града или первого гололеда? Может, с серого неба, которое ты видишь перед тем, как завершить падение на скользкий асфальт? Или с того утра, когда с легким матерком приходится отгребать машину? Зима начинается с ботинок на меху или столь нежно любимых перчаток, полных дыр на подкладке? Может, она начинается с маленьких сугробов на гроздьях рябины?

Странное чувство

Здесь должен быть эпиграф,
который я в этот раз опущу…

Это странное чувство, когда ты знаешь, что должен быть в другом месте. Когда должен быть в другом месте, и поэтому всегда немного не в себе. Когда немного не в себе, и все должно бы валиться из рук. Когда все должно валиться из рук, но почему-то получается. Когда все получается, и поэтому ты спокоен. Когда ты спокоен, но в глубине души не отпускает. Когда не отпускает, потому что ты знаешь, что должен быть в другом месте.

Let the Great World Spin

Одна моя приятельница как-то сказала: «Когда мне плохо, я иду в зоопарк». В следующую нашу встречу, кои случаются нечасто, я обязательно посоветую ей приехать в Вену. Зоопарк здесь чудесный, а еще в нем есть большая панда!

Things will never be the same again

Не знаю, чего я ждал от этой поездки в Америку… Думается, практически ничего. Дальше будет сумбурно, а потом одна мысль.

Kiss

Я помню движение губ,
Прикосновенье руками…

Пусть так случилось, что последние полтора месяца по некоторым причинам — худшее, что случалось и могло случиться в жизни. Так произошло, что почти никто помочь особо ничем не может, а внутри есть лишь море пустоты, да океан раздражения. Что остается делать? Как, сидя в шлюпке посреди этих просторов, спасаться от морской болезни? Где искать материк?

Наверное, стоит прислушаться к людям опытным и знающим. Один из них, горячо любимый мной, назовем его просто «дядя Боря», учил меня некогда, что в жизни особенно важны маленькие радости. «Какие у тебя в жизни маленькие радости?» — спрашивал он меня. «Никаких», — был мой ответ. Дядя Боря удивляется: «Как это, никаких? Ну вот, скажем, мороженое ты любишь?» Вжившись в роль порядочного мальчика, отвечаю почти честно: «У меня хронический тонзиллит, я привык себя ограничивать».

Тонзиллит оказался не таким уж и хроническим, когда через год примерно ловкая врач истребила орду золотистых стафилококков. Мне было даже немножко грустно: я так гордился тем, что они оказались именно золотистыми, но речь пойдет не об этом…

Какое мне дело до…

Sarkozy est un type sincère.
(Michel Houellebecq)

Передо мной на экране лицо Мишеля Уэльбека. Оно, как всегда, предельно серьезно, даже немного печально. Сквозь печаль просачивается еле различимая улыбка. Она на губах, она в глазах. Глаза у него умные и какие-то бесконечно уставшие.

Уэльбек временно перестал быть персоной нон грата в связи с тем, что получил Гонкуровскую премию. Пять романов, три из которых получают престижные премии, — с этим нельзя не считаться. Голос Уэльбека оказался сильнее, чем противостояние общества. Сильнее, чем обвинения в исламофобии. Его влияние невозможно игнорировать.

Уэльбек с экрана отвечает на вопрос о де Голе (интервью совпало с годовщиной смерти последнего) и произносит фразу «Саркози — честный тип», которой суждено стать заглавием двухминутного ролика. Серой массе этого заглавия будет достаточно. Возможно, малая часть даже потратит 136 секунд жизни, чтобы прослушать немного больше этой фразы. Сколько людей не просто прослушают, но услышат?  Так исчезает контекст.

Remarques II

А так – все идет, скучно в Москве и дождливо в Крыму…
(А. Васильев)

Очередной визит в Гренобль подходит к концу. В этот раз я был на «молодежной» конференции со странным названием, которое переводится, как «Алгебраическая Геометрия на Свободе». Дальше следуют случайные наблюдения и заметки.

Мозаика III

Первая и вторая части.

Одиночество

Быть «единственным элементом пустого множества» очень тяжело. Если быть точнее, то невозможно. Это одна из прелестей языка: возможность сказать что-то, не имеющее точного математического смысла. К счастью, между абстракцией и жизнью есть та разница, ради которой жить, быть может, и стоит. Невинная шутка, оборот речи, превращается в нечто предельно понятное и выразительное, будучи выброшенной из контекста профессионального сообщества.

Как известно, есть два типа недостижимого: к одному можно сколь угодно приблизиться, к другому — совсем не подобраться. Тот самый единственный элемент, воплощение абсолютного одиночества, невыносимого и тягостного, а потому невозможного, относится к первой категории…

Дальше живите сами

До сих пор речь шла исключительно об умственных упражнениях. Что же можно сказать о практической жизни?

Я веду занятия по вторникам и четвергам (у меня есть выбор, но я не из тех, кто преподает по понедельникам, средам и пятницам), желательно во второй половине дня, и уж по крайней мере — не рано утром. Раннее утро — это адское время для многих математиков, так что за приемлемое расписание приходится бороться.

Апология ненависти

Открывая стеклянную дверь, я знаю, что остаются считанные минуты. Это сродни запаху перед грозой или ветру в преддверии шторма. Вот уже пролетел сверхзвуковой, и ты ждешь взрыва. Нет, все же не так. Я не жду звука, а чувствую запах и вижу молнии. Воздух раскаленный, от этого немного искрит в глазах. Дышать все еще легко, но она уже близко.